>>171989
>Беккет - киник высокой литературы.
Пегги Гуггенхайм, покровительница искусств и известный коллекционер современной живописи, пишет в мемуарах, что была «без памяти влюблена» в Беккета несколькими годами позже. Она пишет, что он был очаровательный молодой человек, временами подверженный апатии, заставляющей его до полудня не покидать постель; с ним было трудно общаться, потому что «он никогда не был особенно жизнерадостным, и у него уходило много времени на выпивки, чтобы ожить». Как и Белаква иногда хотел «вернуться навсегда в темноту утробы матери». И как пишет Пегги Гуггенхайм, «он сохранил ужасное воспоминание о пребывании в материнской утробе. Он постоянно мучился этим, переживал тяжёлые кризисы, чувствуя, что задыхается от этих воспоминаний. Он часто говорил, что мы могли бы хорошо прожить один день, но если бы даже я настояла на этом фатальном решении, он взял бы свои слова обратно».
И потому лучше, пожалуйста, уходи из этого треда.
>>171969
Вот ты с "Уотта" зря начал. Там однозначно прослеживается лишь вопрос Бога, при этом с нескольких сторон сразу ( "Бог как один из нас" – мистер Нотт, живущий в доме, "Бог как этическая компонента" – вопрос справедливости, в том числе и личной, из пасты выше видно, что Беккет был все же несколько неустойчив в психике, ну и очевидный авраамический Бог, как единая субстанция через знаки и выражения – механика готовки еды Нотту, его собаке и работа по дому). При этом для меня до сих пор остается неоднозначным, например, вставка об ученом.
Попробуй лучше для начала навернуть "Осколки", чтобы понять юного, скажем так, Беккета, а уже дальше двигаться к его послевоенной прозе ( его драматургия хороша, но ни в какое сравнение с прозой не идет, конечно). К тому же сразу стоит предупредить, что какой-то философской глубины ожидать довольно опрометчиво – ее попросту нет, поскольку Сэмюэл тот же тебе Будда, приправленный Гойлинксом и модернизмом Европы XX века. А вот его настоящая сила – это предельная герметичность и сухость текста, полнейшее отсутствие стиля ( "Потому что по-французски легче не соблюдать стиль" – ответ на вопрос, почему он пишет на французском языке). Более того эта языковая герметичность, на мой взгляд, проистекает в том числе и от "критики языка" Маутнера, которую и Джойс, и Беккет читали. Кратко – невозможно выразить метафизику через языковые конструкты, а о чем нельзя сказать, о том лучше молчать ( тут уж очевидный Витгенштейн). Отсюда и известная любому почитателю Беккета эволюция его текстов: яркий, разукрашенный, пропахший Джойсом текст "Женщин"; задорный, довольно грубый и трагикомичный "Мерфи"; уже типично-Беккетовские "Трилогия" и "Уотт", а под занавес абсолютно невозможный "wostward ho" (мое прочтение было похоже на подстрочный перевод с пятью словарями за раз, лол). И это "языковое сжатие" еще прекрасно дополняется сжатием временным и пространственным (если возьмешь "Трилогию", то поймешь): Баллиба в "Моллое"; комната "Мэлона", история "Сапо" и дом душевнобольных в "Мэлоне" и полнейшее сжатие в "Безымянном", где "поток" текста достигает накала, все персоны Трилогии мельтешат и носятся туда-сюда с Махудом в придачу, а остановиться уже попросту невозможно, поскольку нет каких-то логических компонент, остановок и якорей ( тут стоит провести параллель с первой частью "Моллого", где также сложно уследить за развитием, благо Моран спасает).
Ну и что особо лично меня подкупает в Беккете, так это то, как он постулирует абсурд и безысходность. Абсолютно деловито, устами "пропащих душевнобольных", раскладывающих камушки по карманам, без всяких поз, трагедий, наплевав в конец на законы драматургии и развития персонажей, на конфликты и политику, на люмпенов и интеллектуалов. Как есть – полнейший и отрезвляющий аскетизм, в который постоянно влечет, но который тем не менее отрешен от читателя и прочтения своей кристальной честностью и тотальным отсутствием хитростей и манипуляций.
