>>95764
В кине концовка школоивельная. Вот, лови настоящую:
Выйдя из кофейни, я долго слонялся по отчаянно холодным зимним улицам,
и передо мной возникали все новые и новые видения, разворачиваясь и сменяя
друг друга, будто в газетных комиксах. Вот ваш скромный повествователь
возвращается с работы домой, а его там ждет накрытый стол и горячий обед,
причем подает его этакая kisa, вся довольная и радостная и вроде как
любящая. Но хорошенько разглядеть ее мне не удавалось, бллин, и я не мог
представить себе, кто это такая. Однако вдруг возникало очень ясное
ощущение, что если я перейду из комнаты, где горит камин и накрыт стол, в
соседнюю, то там как раз и обнаружу то, что мне на самом деле нужно, и тут
все сошлось воедино -- и картинка, вырезанная ножницами из газеты, и
случайная встреча с Питом. Потому что в соседней комнате в колыбельке лежал
гулюкающий младенец, мой сын. Да, да, да, бллин, мой сын. И вот уже я
чувствую, как в груди появляется сосущая пустота, и сам же этому ощущению
удивляюсь. И вдруг я понял, что со мной, бллин, происходит. Я просто вроде
как повзрослел.
Да, да, да, вот оно. Юность не вечна, о да. И потом, в юности ты всего
лишь вроде как животное, что ли. Нет, даже не животное, а скорее
какая-нибудь игрушка, что продаются на каждом углу, -- вроде как жестяной
человечек с пружиной внутри, которого ключиком снаружи заведешь -- др-др-др,
и он пошел вроде как сам по себе, бллин. Но ходит он только по прямой и на
всякие vestshi натыкается -- бац, бац, к тому же если уж он пошел, то
остановиться ни за что не может. В юности каждый из нас похож на такую
malennkuju заводную shtutshku.
Сын, сын, мой сын. У меня будет сын, и я объясню ему все это, когда он
подрастет и сможет понять меня. Однако только лишь подумав это, я уже знал:
никогда он не поймет, да и не захочет он ничего понимать, а делать будет все
те же vestshi, которые и я делал, -- да-да, он, может быть, даже убьет
какую-нибудь старую ptitsu, окруженную мяукающими kotami и koshkami, и я не
смогу остановить его. А он не сможет остановить своего сына. И так по кругу
до самого конца света -- по кругу, по кругу, по кругу, будто какой-то
огромный великан, какой-нибудь Бог или Gospodd (спасибо бару "Korova") все
крутит и крутит в огромных своих ручищах voniutshi griaznyi апельсин.
Но ведь еще найти надо такую kisu, бллин, которая бы стала матерью
моему сыну! Я решил, что займусь этим с завтрашнего утра. Вот и чудесно:
новый азарт, есть чем заняться. А кстати и рубеж, ворота в новую, неведомую
полосу zhizni.
Как я все время спрашивал? "Что же теперь? " Стало быть, вот что,
бллин, причем на этом я и закончу свой рассказ. Вы побывали всюду, куда
швыряло коротышку Алекса, страдали вместе с ним, видели кое-кого из самых
griaznyh vyrodkov на Bozhjem белом свете, и все были против вашего druga
Алекса. А причина тому одна-единственная, и состоит она в том, что я был
jun. Но теперь, после всех событий, я не jun, о нет, бллин, уже не jun
больше! Алекс стал большой, бллин, вырос наш Алекс.
Туда, куда я теперь пойду, бллин, я пойду odinoki, вам туда со мной
нельзя. Наступит завтра, расцветут tsvetujotshki, еще раз провернется гадкая
voniutshaja земля, опять взойдет луна и звезды, а ваш старый drug Алекс
отправится искать себе пару и всякий прочий kal. Все-таки сволочной этот
мир, griazni, podli и voniufshi, бллин. Так что попрощайтесь со своим junym
drugom. А всем остальным в этой истории сотворим салют, сыграв им на губах
самую красноречивую в мире музыку: пыр-дыр-дыр-дыр. И пусть они целуют меня
в jamu. Но ты, о мой сочувственный читатель, вспоминай иногда коротышку
Алекса, каким ты его запомнил. Аминь. И всякий прочий kal.
